Председатель Регионального духовного управления мусульман Самарской области ЦДУМ России Талип Яруллин в интервью «Миллиард.Татар» высказался об инициативе Узбекистана по установке памятника Тамерлану на территории области, рассказал о том, как работают мечети в условиях пандемии, а также прокомментировал ситуацию вокруг «закрытия мечети» в Сызрани.
«В ситуации с мечетью в Сызрани местным мусульманам нужно было работать, а не просто разглагольствовать»
— Талип хазрат, почему ситуация с мечетью в Сызрани дошла до такого обострения? И какова все-таки дальнейшая судьба здания?
— На прошлой неделе (интервью записывалось 27 декабря 2021 года, — прим. ред.) мы были в Сызрани, собирались со многими людьми, в том числе и с главой [городской администрации]. Этот вопрос стоит уже давно. Там земля не была оформлена — по бумагам жилая застройка, а на деле культовое здание. То есть они построили мечеть, но не привели статус земельного участка в соответствие с законодательством.
Там, к слову, в точно такой же ситуации оказалась и одна церковь. Им было вынесено предписание, требующее устранения ряда недостатков, и в случае его неисполнения представители власти должны были бы снести храм. И христиане выполнили все условия. А наши начали затягивать, жаловаться, куда-то обращаться, в интернет писать, что «мечеть ломают». В итоге все это получило широкую огласку. Хотя просто нужно было этим заниматься, работать, а не просто разглагольствовать. Законодательство оно и есть законодательство. Если есть нарушения, их надо устранять. И все это устранимо, просто нужно этим заниматься.
Если, например, в мечеть приходит Госпожнадзор и выявляет, что в здании чего-то не хватает, скажем, пожарной сигнализации, мы же не кричим, что мечеть закрывают или препятствуют ее работе. Хотя по закону контрольные органы должны вынести постановление о прекращении ее деятельности, например, на 90 дней. И что, разве здесь есть повод кричать, что мечеть закрывают?
С мечетью в Сызрани такая же ситуация. Глава сказал нам, что ломать ее, конечно, никто не собирается, это ведь нонсенс – уничтожение мечети. Просто необходимо привести эти бумаги в соответствие с законодательством.
— И что с этим на сегодняшний день?
— Насколько я знаю, должен был состояться арбитражный суд. Если бы были какие-то результаты или решения, мне бы уже сообщили. Думаю, будет решение не о сносе мечети, а о необходимости приведения документов в порядок.
«Я не против памятника Тамерлану или кому-то еще. Я противник статуй»
— Перейдем к инициативе Узбекистана по установке памятника Тамерлану. Как вы думаете, был ли этот исторический деятель мусульманином?
— Я в то время не жил, не могу сказать.
— А о роли Тамерлана в истории мусульманского мира?
— Тоже нет, я не разбираюсь в истории.
— А о фетвах, в которых он упоминается, что-нибудь знаете?
— Нет. Повторюсь, историей я не интересуюсь. То, что я в свое время подписал согласие, или несогласие… Меня как-то спросили, можно ли поставить памятник Тамерлану, я ответил согласием. Ведь почему нет? Если подумать, в Казани стоит памятник Ивану Грозному — его в таком случае тоже надо сносить? Он ведь завоевал всю Русь, крестил и убивал мусульман. Почему он стоит в Казани?
— То есть вы не против памятника Тамерлану?
— Я не против памятника Тамерлану или кому-то еще. Я противник статуй, поскольку это идолопоклонничество. Люди будут туда приходить, возлагать цветы, делать дога. Я против этого.
«В связи с пандемией проповеди читаем в основном на русском»
— Во многих городах России мечети становятся своеобразными татарскими центрами — основную часть прихожан составляют татары, там ведутся курсы татарского языка. В мечетях Самарской области преподается татарский?
— У нас есть общеобразовательная школа с изучением татарского языка, многие прихожане являются родителями ее учеников. А при мечетях мы такого не организовываем. У нас есть большой микрорайон, где проживает много татар, и там открыты курсы по изучению татарского языка.
— На каком языке читаются проповеди?
— На татарском и на русском. Сейчас, в связи с пандемией и ограничениями по времени пребывания в одном месте большого количества людей, читаем больше на русском языке, чтобы не затягивать молитву. У нас есть буквально 40 минут на все, и, чтобы управиться, говорим в основном на русском.
— А почему в основном не на татарском?
— Потому что у нас многонациональный народ. И у нас не Татарстан, где это возможно. И то некоторые мечети посещают, например, таджики, которые не понимают татарского и просят, чтобы говорили на русском. Поэтому приходится на двух языках.
— Какие вообще народы посещают мечети Самарской области?
— Коренные жители-мусульмане – это в основном татары. Они здесь проживали, строили мечети, сохраняли религию. Также среди коренного населения есть башкиры и казахи.
Но сейчас очень много приезжих людей – узбеки, таджики, азербайджанцы, дагестанцы, чеченцы. И русские принимают ислам. Поэтому нельзя сказать, что какая-то нация преобладает. И татар достаточно ходит, хотя, конечно, хотелось бы, чтобы их было больше. Но большинство считает: «Я татарин, я мусульманин, и мне этого достаточно».
— Вы сын знаменитого муфтия Вагиза Яруллина. Он рассказывал вам, как ему удалось сохранить ислам в непростые советские годы?
— Терпение, терпение и еще раз терпение. Он терпеливо относился ко всем выпадам. Например, у нас проходили большие митинги с целью запретить строительство соборной мечети. Одна женщина под трактор бросалась, чтобы не дать построить мечеть. Корреспонденты выступали на телевидении: как же так, на святой Руси строятся мечети, это посрамление нации! Но никто [с ними] не спорил, не дрался и не ругался.
Но и сейчас нелегко.
— То есть и вы встречались с подобным отношением?
— Конечно. Подробнее рассказывать не стану. Просто скажу, что часто встречаемся с подобным вследствие преобладания одной религии над другой. Это в Татарстане 50 на 50, у нас же такого нет.
Примеров приводить не стану, зачем раздражать? У нас мир, дружба и покой.
«Если он приедет, пообщаемся»
— Год назад глава ДУМ РФ Равиль Гайнутдин назначил своим представителем в Самарской области Салиха Кадеева. Как вы отнеслись к появлению в регионе представителя «конкурирующей структуры»?
— Я его знать не знаю, слышать не слышал. Вообще не знаю.
— То есть вы не встречались?
— А с какой стати я буду с ним встречаться? Если он приедет, мы пообщаемся. Его вообще никто не знает. И в Тольятти его никто не знает. У нас есть один приход, который относится к структуре [ДУМ] Российской Федерации. И как один приход может быть мухтасибатом? Для образования мухтасибата должно быть как минимум три прихода. А его назначили мухтасибом [Самарской области].
— Можете сказать, как он проявляет себя?
— Ну я не знаю, может от него и есть какой-то толк для структуры [ДУМ РФ]. Но мы его не видели и не слышали. У нас один мухтасиб на 99 приходов. Поэтому проживаем в мире и согласии. А раз организовалась такая структура, что ж, ладно. Нам-то какая разница?
— Несколько месяцев назад руководитель Центра социокультурного анализа уфимского Института стратегических исследований Юлдаш Юсупов, на днях возглавивший исполком Всемирного курултая башкир, «обнаружил», что в знаменитом селе Алькино Похвистневского района Самарской области живут башкиры. Кто там живет на самом деле?
— Не знаю. Татары и чуваши там живут рядом. Есть и смешанные семьи. Может, и башкиры живут, не знаю. Результатов переписи я не видел, не могу точно сказать. Возможно, есть и башкиры. У нас очень многонациональная страна. Может же татарин жениться на башкирке, и татарка может выйти замуж за башкира.
— Вы участвовали в переписи населения?
— Да, конечно.
— Кем записались?
— Татарином. А как еще?
Подробнее: https://milliard.tatar/news/muftii-samarskoi-oblasti-talip-yarullin-ya-ne-protiv-pamyatnika-tamerlanu-ya-protivnik-statui-1279